Я всегда летаю во сне. Распахнешь окно и прохлада ночного неба так и манит к себе. Глаза закрыты, только ресницы слегка дрожат от порывов буйного ветра. Он шалит. Игриво колышет мягкие пряди волос, что словно серебристые ленты вьются, опоясывают шею, плечи, руки… Вздрагивают уголки губ. И вот уже легкая улыбка скользнула и… исчезла. Свобода! Словно отпускает вся тяжесть дня. Гул машин, механические лица прохожих… Даже чувства кажутся напичканными электроникой! А так хочется услышать, как растет изумрудная трава на заднем дворе. Хочется увидеть черного-пречерного дрозда с ярким, как желток, клювом. Хочется лежать, уткнувшись носом в мягкое облачко одуванчиков, и потом чихать до слез, если какой-то из «парашютиков» забьется в ноздри.
Отчего мир утратил яркие краски? Даже солнце кажется бледным пятном, сквозящим через толщу серого целлофана. Они, эти странные ученые, зовут это дело парниковым эффектом. И люди им верят. Люди «съедают» все: и войну в далекой стране, и голодных детей Черного континента. Люди верят. А я – нет. Не может этого быть! Ведь этот самый парниковый эффект – тонна влаги, воды! А ее-то и нет… Где она?! Только соль кругом да красные пески… Мертвое море со своим каменистым дном да сухие горы, где даже трава умирает, будучи еще зародышем…
Нет этой влаги. Да если бы она была, разве я смогла летать каждую ночь? Никогда! И зачахла бы без этих ночных вылазок в чистое эбеновое небо. Только мокрые, холодные звезды серебрятся в нем, да ветер гудит в ушах, смеется над моими мыслями. Веки мои прикрыты, лишь ресницы вздрагивают, когда я неуклюже поворачиваюсь, подчиняясь ветру-проводнику. И я вижу яркое лето, чувствую теплый дождь. А вокруг – море одуванчиков, белых, пушистых, легких, как мое тело, когда оно парит по ночам. И я слышу, как поет моя кровь, как сердце задает барабанный ритм, как ленты волос натягиваются, словно струны скрипки, как ветер свистит в ушах, будто играет на флейте. И мне хочется кричать от счастья, от этого безумного, пьянящего чувства свободы! И я кричу! Кричу так, что легкие разрываются от боли. Кричу так, что вся «музыка» сливается в один бесконечный аккорд. Кричу так, что…просыпаюсь.
Я просыпаюсь в своей кровати. На белоснежных простынях, которые каждое утро меняет сестра в белом накрахмаленном колпачке. У этой сестры милое лицо и странные глаза – один зеленый, а другой – желтый. Она тоже верит во все, что говорят эти ненормальные ученые. Даже в то, что люди не могут летать. Хотя у нее такие же крылья, как у меня. Ярко-желтые, совсем как солнце миллион лет тому назад. Но она их прячет под своим белым комбинезоном, словно стыдится их. И каждый день она приносит мне свои разноцветные пилюли, потому что считает меня сумасшедшей. И я делаю вид, что глотаю их, а сама с равнодушным видом жду, когда же она уйдет и «унесет» свой противный виноватый взгляд. Она идет в соседние палаты к таким же, как и я. К тем, кто не верит в ее дурацкую науку. К тем, что по ночам закрывает глаза и уносится в высь, в поднебесье. Туда, где только холодные звезды гордо смотрят на нас, да шаловливый ветер с треском раскрывает наши сильные крылья ярко-солнечного цвета…
14 апреля, 2008 г. Ташкент
